В стареньком домике, без удобств и воды живёт вдова фронтовика

Одни стихи – отрада...

В посёлке Ушаково проживает Мария Никишина. Вдова участника Великой Отечественной. Живёт тихо, скромно и одиноко. Из близких одна сестра осталась, но живёт она далеко – в Москве и приезжает погостить всего раз в году. Сама Мария Фёдоровна из дома никуда не выходит. По одной простой причине: болеет. За долгую и трудную жизнь – через два года нашей героине исполнится 90 – накопилось немало «болячек». Но сильнее всего подводят Марию Фёдоровну ноги. Каждый шаг даётся ей нынче с трудом. По дому ещё кое-как передвигается, а на улицу выходить уже боится. Не ровён час, и вовсе подведут они свою хозяйку. И что тогда делать?

Жить нельзя, выжить можно

Дом Марии Фёдоровны без умелых мужских рук уже давно обветшал. И удобств в нём никаких нет. Даже воды. Разве можно без неё жить? Жить нельзя, выживать можно. Благодаря социальному работнику. Зовут эту славную женщину Зинаида Пятница. Сердце Зинаиды Гавриловны такое доброе, что своей заботой и любовью не только нашу героиню от житейских тягот и невзгод отогревает. Признаётся: безумно жалко ей таких беспомощных стариков. Но далеко ли на жалости уедешь? Потому перешагивает пороги их домов с неизменной улыбкой на устах, заражая своим оптимизмом и хворых бабулек.


Вот эта добрая душа Зинаида Гавриловна и не даёт пропасть вдове фронтовика, проливавшего кровь за Родину. Каждый раз приносит Марии Фёдоровне бидон с водой. Если экономно воду расходовать – хватит и на чай, и на кашу с супчиком. А помыться? Постирушку устроить? На этот случай выручает уже супруг соцработницы. Набирает большую флягу воды и на личной машине везёт её «Фёдоровне».

«А что же местная власть?» – справедливо удивится читатель. В администрации Новомосковского поселения о беде вдовы Никишиной знают. По словам Зинаиды Гавриловны, она неоднократно хлопотала о том, чтобы решить как-то проблему с водой. И понимание находила. Говорит, что даже смета работ была составлена, но что-то всё время не «срастается»…

Что думает по этому поводу сама Мария Фёдоровна, неизвестно. По крайней мере, обиды вслух не высказывает, говорит только, что ей бы «день да ночь пережить». Она вообще вспоминать свою жизнь не любит. Может быть, потому, что никогда не стелилась она ровной скатертью, а вот испытаний судьба посылала много. Самые тяжёлые выпали на военные годы. Вот как она о них рассказывает…

Вспоминая былое

«До войны жила я и работала в городе Чудово на спичечной фабрике простой рабочей. За несколько дней до начала Великой Отечественной директор предприятия дал нам всем отпуск: якобы фабрика закрывается. Что делать? Поехали все по домам. 17 июня 1941 года вернулась и я в свою родную деревню Севонягино, что на Брянщине, да и пошла устраиваться в местный колхоз. Взяли меня разнорабочей. Но долго работать возле дома не пришлось. Отправили нас, местную молодёжь, в товарном поезде на Украину и заставили копать траншеи: три метра глубины, четыре – ширины. А было мне тогда всего 19 лет. Руки от такой тяжёлой работы в кровь сбивали. А кому жаловаться? Надо, значит, надо. Тогда-то я, наверное, и надорвалась…

Выполнили задание – новое дают. Посадили на машину и в другое место отвезли. Снова лопаты в руки дали. И снова мы те траншеи копали…

Когда я вернулась домой, в нашей деревне уже немцы стояли. Они в наших домах поселились, а хозяева – старики да женщины с детьми - в погребах жили. Холодно, голодно… А ещё - страшно. Каждый день под смертью ходили. Вот и убежали потом в лес к партизанам. С апреля по август хоронились в лесу. Выручали грибы да ягоды…

А потом немцы всю нашу деревню сожгли и стали лес прочёсывать. Всех, кто не успел убежать, забирали и загоняли в старый, без крыши, свинарник. Мы уже и с жизнью было простились, но судьба по-своему распорядилась. Утром нас повезли в немецкий штаб, учинили допрос: зачем в лес убежали, кто сагитировал, кто помогал… Потом отвезли в другую деревню, где продержали в неизвестности целых две недели…

Потом я в числе других 30 человек попала в Польшу. Там меня взял к себе на работу один зажиточный поляк. Хозяйство у него было большое: 30 коров, 25 поросят, куры, гуси, утки… И мы вдвоём с девушкой из Белоруссии за всей этой живностью ухаживали. Вставали в четыре утра, ложились спать не раньше полуночи. Кормил хозяин нас очень плохо, мы с напарницей моей сильно истощали, были слабые, худые… Постоянно хотелось есть. Один раз, помню, когда доили на поле коров, отпили немного молока из ведра. А хозяин прятался во ржи, подглядывая за нами, не воруем ли мы его добро. Мы-то его не заметили, а вот он-то увидел, как мы молоко пили, и вечером избил нас до полусмерти…

Ох, да что говорить, хватила я лиха на чужбине столько, что на десяток человек хватило бы… В Польше пробыла я два с половиной года, пока нас советские войска не освободили. Посадили нас, горемычных, на поезд и отпустили домой. Вернулась и заболела брюшным тифом. Еле-еле выкарабкалась с того света…».

В том же победном 1945-м Мария Фёдоровна вышла замуж. Послевоенные годы тоже были тяжёлыми: восстанавливали порушенное войной хозяйство. Работали, не считаясь со временем. Тяжёлый труд и пережитое даром не прошли: Марию Фёдоровну стали одолевать хвори. И врачи признали её инвалидом.

Строки слагаются сами

Есть у Марии Фёдоровны одна страсть, о которой знают немногие: она слагает стихи. Строчки в её голове, как признаётся, рождаются сами по себе. Сидит, смотрит телевизор… Возьмёт какая-то передача за живое – вот тебе и тема для нового стиха. Она их обычно не записывает.

- Зачем, - говорит, - кому они нужны?

Разве что любимому другу Зинаиде Гавриловне прочтёт. Это увлечение – теперь главная её отрада в жизни. Оно помогает скрашивать горькое одиночество и чувствовать свою сопричастность к тому, что происходит за окном её старенького домишки…