Его детство оборвала война

Он не воевал, защищая Родину с оружием в руках: когда началась Великая Отечественная, был еще школьником. Но, как все дети военной поры, он рано повзрослел, разделив со взрослыми все тяготы лихолетья. Сегодня Иван Дмитриевич рассказывает о том времени.

Единственный мужик в семье

- Когда война началась, мне 11-й год шел. Отца сразу на фронт забрали, а в октябре мы уже «похоронку» на него получили. Остался я единственным мужиком в семье. Мы с матерью в колхозе работали, а младшая сестра Зина с бабушкой дома оставалась. Ни выходных, ни праздников. За день умаешься, а вечером гуталином грязь на сапогах замажешь и в клуб бежишь. Там девчата соберутся, песни поют, и нам, мальцам, интересно было на них смотреть.

Осенью, когда с полей все уберем, в школу надо идти. А неохота: путь до нее неблизкий. Иной раз, чего греха таить, и прогуляешь, на лыжах в лесу прокатаешься… Мать про то узнает – давай ремнем охаживать, уму-разуму учить.

Картоха в «мундире», картоха печеная

Как жили? Да бедовали… В колхозе-то за одни «палочки» работали. Осенью мешок зерна дадут. Его и воробью на год не хватит, а нас – четыре души.

Была у нас корова, но доилась, как коза. А налог-то одинаков на всех: 300 литров молока в год вынь да отдай государству. А самим не больше кружки в день на едока оставалось. Спасал только огород да земельный надел в поле в 45 соток. Лошадь нанимать приходилось, чтобы обработать. Засаживали участок картошкой. Ее и ели. Каждый день одна и та же – в «мундире» или печеная. Так приелась - поперек горла стояла!

Нам-то немного полегче других было. Бабка наша по старости в колхозе уже не работала, вот и занималась огородом - капустой, огурцами. За водой, чтобы их поливать, мне на речку приходилось бегать. А что делать-то? Зато хоть было чем ту ненавистную уже картошку разнообразить. А осенью бабка не одну кадушку капусты нарубит, огурцов насолит… В других семьях, где бабок не было, огород некому было вести: на колхозных полях работали. Вот и приходили к нам за кочерыжками.

В доме – ветер гуляет

До финской войны жили мы на хуторе. Потом дом наш разобрали по бревнышку и перевезли в деревню. Велели здесь строиться. Отец утеплить дом не успел, ушел бить фрицев. А тут, как назло, еще червь завелся, начал дерево точить. Крыша – соломенная. Ох, и померзли мы в войну в своем жилище! Дров нет, и заготовить их было некому.

За лето-осень насобираешь в лесу валежника, а надолго ли его хватит? А ветер тепло из дома быстрехонько выдует. Вот и сидели дома в платках да шапках. В стужу еще и одеялом закутаешься. Так и жили, голодно и холодно, горько смеясь: ни дров, ни лучины – живем без кручины.

Бегали на немца смотреть

Немцы в нашей деревне (а жили мы неподалеку от Козельска – это Смоленская область) не стояли. Земли-то у нас глинистые. Зарядят дожди – дорога в сплошное месиво превращается: ни пройти - ни проехать, вот Бог и миловал.

А в соседней небольшой отряд квартировался. Один из них зимой на лыжах к одной нашей молодой односельчанке повадился ездить.

Нам, мальцам, интересно было на него посмотреть. Сбежимся к ее дому, ждем, когда он выйдет. Иной раз по конфетке или сигаретке перепадет. Бабка меня за то и палкой била, да какой ум у малолетнего сорванца?

Когда наши в наступление пошли, женщины ходили сапоги с мертвых фрицев снимать. А ту бабенку, что с немцем зналась, потом увезли куда-то, говорили в тюрьму посадили. Никто из наших женщин ее не жалел, судачили, что так ей и надо.

Паспорт дал свободу

И после войны тоже тяжело жилось. Многие в город хотели уехать, да кто из деревни-то отпустит? Паспортов у селян не было. Это уже при Хрущеве свобода у крестьян появилась. Я на киномеханика выучился, но кочевая жизнь, когда из одной деревни в другую ездишь, быстро надоела. Поехал на шахту работать. Окончил школу ФЗО и плотником работал. Заработок очень хороший был. Оделся, обулся. Потом как-то в гости к тетке в Черняховск поехал. Очень понравились мне здешние места, да к тому же и зазнобу успел завести. Вот и переселился сюда. Жили мы в Советске, потом в Гурьевск перебрались. Работать устроился в Западные электросети. Отсюда и на пенсию ушел.

Помнится только хорошее

Я вот частенько вспоминаю свое прошлое: как сыр в масле не катался. И голод познал, и холод. Но в памяти-то больше доброго и светлого осталось. Отношения между людьми тогда другие были. Хоть и бедовали, а жадных-то мало было. Последним друг с другом делились. Теперь корысти много появилось и черствости душевной. Все за материальным достатком гонятся, да разве на нем мир стоит?